Свидание в Самарре - Джон О`Хара

— Тогда решено. Двадцать шестого мы устраиваем вечер. Все кто обычно и кое-кто из студентов, те, кто умеет пить. Не Джонни Дибл и ему подобные, а те, кто постарше, — сказала Кэролайн.

— О господи, — застонал Джулиан. — Боже мой! Мы обязательно должны пригласить Джонни Дибла, обязательно. Ведь он уже почти член клуба «Фи Бета Каппа». Независимо от того, где он будет учиться, он все равно будет членом «Фи Бета Каппа».

— Не будет, если пойдет в колледж штата, — поправил его Уит.

— Верно. Потому что в колледже штата нет такого клуба. Откуда ты знаешь, Уит? Оказывается, тебе известно про этот клуб больше, чем мне. Почему ты не хочешь пригласить Джонни, Кэролайн? Он славный малый… Неплохой, во всяком случае.

— Ладно, пригласим его, если ты настаиваешь. Он пьет не меньше тебя, если на то пошло. И значит, обязательно станет членом такой корпорации. Кого бы еще пригласить?

Кэролайн с Китти составили список гостей, который на следующей неделе появился в колонке Гвен Гиббс на странице светских новостей в «Стэндарде». Колонка Гвен Гиббс была в «Стэндарде» средоточием все светских сплетен. Никакой мисс Гиббс, конечно, не существовало. Была некая Элис Картрайт, выпускница факультета журналистики Миссурийского университета и дочь баптистского священника. Мисс Картрайт почти не была знакома с обитателями Лантененго-стрит и не была принята в их домах. Она ни в коем случае не ожидала оказаться в списке приглашенных на вечер к Инглишам. И не оказалась. Но в тот вечер она единственная явилась в очаровательный дом преуспевающего молодого бизнесмена и прелестнейшей из молодых женщин Гиббсвилла, а именно: мистера и миссис Джулиан М.Инглиш.

Как только Джулиан отошел от Кэролайн и сел в свою машину, его охватил страх. Он ни разу не оглянулся. И не так быстро вел автомобиль. Приближаясь к деловому центру города, он ехал на средней скорости, был чрезвычайно предупредителен к пешеходам и другим автомобилистам и решил, что поскольку он уже на пятнадцать минут опоздал на встречу с Лютом Флиглером, то совсем не будет с ним встречаться. Совесть его была чиста, потому что в душе он уже совершил сделку: за брань и поношение, что ждут его, когда он увидится с отцом, с Гарри Райли и более мелкими акционерами, которым придется спасать его от банкротства, он позволит себе использовать остаток дня для собственных нужд. В хорошую переделку он попал, лучше и не придумать! Встретиться с этими людьми, а в особенности, с собственным отцом, не легче, чем выстоять в драке или находиться в окопах на передовой линии фронта. Ни у кого не хватило бы духу рассказать его отцу о том, что произошло в «Дилижансе», ибо доктор Инглиш был из числа тех, кто потребует вызвать в «Дилижанс» полицию по поводу куда менее существенному, чем глупое поведение его сына. Но о ссоре с Гарри Райли ему обязательно рассказали. Такого рода новость гиббсвиллские мужчины еще долго будут мусолить в гостиничной парикмахерской, пока их физиономии парятся под горячими салфетками. И тем не менее даже это событие не было столь ужасным, как драка в городском клубе. Польские адвокаты будут всем говорить… Боже мой! Поляки ведь тоже католики. Только сейчас он это понял. Он вспомнил, что в петлице человека, которого сбил с ног, видел значок, свидетельствующий о принадлежности к польскому католическому ордену. «И чего я только не натворил? И кого только не оскорбил, пусть не прямо, а косвенно?..» Он честно попытался припомнить все недочеты в своей работе за последние несколько дней, чтобы, вернувшись, попытаться все исправить. Он вспомнил, как мерзко обошелся с Кэролайн, заставив ее пережить позор в истории с Гарри Райли, а потом публично и недвусмысленно унизил ее, удалившись из зала с Элен Хольман. А чего стоит его столкновение с миссис Грейди утром, чем Кэролайн особенно и чрезмерно возмущалась? И тут вдруг нежданно-негаданно явилось то, что по-своему было даже важнее их ссоры с Кэролайн, открытие, которое отныне он не сможет забыть, а именно: что Фрогги Огден все эти годы оставался его врагом. Это было хуже, чем его, Джулиана, обращение с Кэролайн, потому что это было обращение лично с ним, Джулианом. Эта новость произвела в нем перемену, а мы не должны позволять в себе больших перемен. Мы способны выдержать лишь небольшие перемены. Узнать о том, что люди, которых он считал своими близкими друзьями, оказались его врагами, это значит, как понимал он, измениться самому. Когда в последний раз в нем произошла перемена? Он старался припомнить, отвергая одно за другим события, которые послужили причиной не перемены, а лишь вылущивания сути его характера. И наконец решил, что в последний раз перемена в нем произошла, когда он обнаружил, что он, Джулиан Инглиш, хотя сам по привычке продолжал считать себя по-детски цельным, любопытным и пугливым, внезапно обрел власть над собственными чувствами: стал способен управлять собой и пользоваться этой способностью, чтобы доставлять удовольствие и радость женщине. Он не мог вспомнить, кто была эта женщина; в том, что он ее забыл, еще раз проявился его эгоизм; суть этой перемены была в нем самом. И только ему она была заметна, только он ощутил глубину и необратимость этой перемены. Она имела почти такое же значение и была, несомненно, столь же постоянной, как и физиологическое превращение его в мужчину, когда тоже не процесс, а конечный результат имел значение и остался с ним навсегда. Сами же обстоятельства, при коих он впервые почувствовал себя мужчиной, он даже не мог отчетливо припомнить.

Стало легче терпеть мысль о том, что существуют люди, которые испытывают к нему ненависть. Почему они ненавидят его? Непонятно. А между тем, это так. Другим людям он нравился. И не удивлялся, например, когда узнавал, что в него давно влюблена какая-нибудь девушка. В глубине души ты уверен, что люди, а особенно девушки, тебе симпатизируют, и тебя никак не потрясает, а лишь оправдывает твое ожидание услышанное от девушки: «Милый, я полюбила тебя гораздо раньше, чем ты меня». Девушки так легко вписывались в рамки воображаемой ими и тобой картины безответной любви и смерти. А если порой исчезали раньше, чем ты был к этому готов, тоже особой беды не ощущалось: их исчезновение означало, что роман пришел к неизбежному концу. Оно также свидетельствовало о том, что женщина, мысля более трезво и реально, чем мужчина, приходит к выводу о необходимости смириться с утратой и уйти самой прежде, чем она, так сказать, окончательно погибла.

У Джулиана часто возникало подозрение, что мужчины не относятся с большим доверием и уважением к человеку, который, как он, не обижает женщин. В прошлом он думал об этом много раз, но распространять этот вывод на себя самого отказывался. Мужчины приглашали его играть в покер, в гольф, на званые обеды (после того, как он сумел уйти из рук «Ротари» и «Кивание», его заполучил «Лайонс-клуб»), Интересно, думал он, значит что-нибудь это желание мужчин приобщить его к своим развлечениям? Нет, ничего это не значит, они действуют по привычке. И уже подъезжая к гаражу в боковом крыле дома, он понял, что к чему. Фрогги Огден, хвастливо признаваясь в своем предательстве и закоренелой ненависти к нему, казалось, гордился тем, что сумел так долго скрывать свои истинные чувства, заставляя Джулиана считать его своим другом. И Фрогги, должно быть, был не одинок. Он числился одним из близких приятелей Джулиана. А как насчет Картера? Уита? Боба Хермана (который глуп, но это не имеет значения)? Как насчет жен тех людей, которые считались его приятелями? Многие из тех, кто мог его ненавидеть и, вероятно, действительно ненавидел, должно быть, поделились со своими женами. Джин Огден, например, наверное, уже давно знала, что Фрогги его ненавидит, но ни разу не подала вида. И не объяснялась ли развязность Китти Хофман тем, что его ненавидит Уит?.. И если бы это была только ненависть! Лучше уж пусть ненавидят, чем испытывают неприязнь или презрение. И опять все из-за женщины. Лучшие приятели дразнили его полячкой. Дразня его, они утверждали свою моральную непогрешимость, но при этом в глубине души мечтали заполучить Мэри. Однако Мэри принадлежала только ему. Он закрыл дверь гаража. Мэри принадлежала только ему, и он вдруг испытал то чувство, которое охватывало его при взгляде на нее. На одну секунду это чувство вернулось к нему: неловкость, которую он испытывал столько раз от желания любоваться ее прекрасным телом и невозможности отвести глаза от ее тихой сияющей улыбки, пока наконец она не обращала взгляда на свою грудь, потом смотрела на него, и улыбка исчезала. Сейчас он был убежден в том, во что не очень хотел верить тогда: Мэри любила его так, как никого больше любить не будет. Он велел себе забыть о ней, вошел в дом и растянулся на кушетке перед камином. И заснул, мечтая во всем разобраться.

Было темно, стрелка часов стояла на цифре десять. Только Джулиан не мог сообразить, большая это стрелка или маленькая, а привстать, чтобы посмотреть, ему не хотелось — уж слишком удобно лежалось. И тут он понял, почему проснулся. Звонил дверной звонок. Он встал, пригладил рукой волосы, надел жилет, пиджак и поправил галстук. Наверное, вернулась Кэролайн. У дверей стояла женщина ее роста. Но, подойдя ближе, он увидел, что она в очках. Он открыл дверь. Повеяло ночной свежестью.